У любви нет религии, у Бога нет нации

И это было восхитительно». Автор же «Девяти с половиной недель» целиком сосредоточена на том, что происходит между женщиной и мужчиной, и преимущественно – в постели. Маша и внимательно посмотрела в лицо Иванову. Маша была удивлена и тронута вниманием Иванова. И она наслаждается этими преимуществами. А еще Фрэнк Харрис и его друзья-мемуаристы, рассказывавшие о сокровенных аспектах жизни… Но те писатели были мужчинами (и это следует выделить особо).

Утром он меня одевал, а вечером раздевал и относил мое белье вместе со своим в прачечную. Он покупал мне тампоны и менял их. В первый раз я совершенно обалдела, а он сказал: – Я же лижу тебя, когда у тебя месячные, и нам обоим это нравится. Мы с ним занимались любовью впервые, и он крепко держал мои руки над головой».

Но пока он думал, попутная машина тронулась, и Иванов забыл об этой женщине. А теперь Маше непривычно, странно и даже боязно было ехать домой к родственникам, от которых она уже отвыкла. Ночью пришел поезд и увез Иванова и Машу в их сторону, на родину.

Она боялась сразу остаться одна в городе, где она родилась и жила, но который стал теперь для нее почти чужбиной. Зачем меня помнить вечно? Этого не надо, и вы все равно забудете…

Цитаты из произведения

Он меня кормил. Однажды вечером, снимая с меня туфли, он заметил, что их нужно починить, и на следующее же утро отнес их сапожнику. Он без устали читал мне газеты, журналы, детективы и рассказы Кэтрин Менсфилд, он даже читал вслух дела, когда я приносила их домой, чтобы поработать. Он сушил мне волосы моим ручным феном; только первые два раза он делал это неловко. Однажды он купил мне очень дорогой гребень (от лондонского Кента) и ударил меня им. Царапины от этого гребня не заживали очень долго. Но каждый вечер он меня им причесывал.

Позже Иванов признавался себе, что волосы Маши пахнут, как осенние павшие листья в лесу, и он не мог их никогда забыть..

Я это обожала. Первый раз, когда мы были с ним в постели, он держал руки за моим затылком. Это мне понравилось. Он был необычен, преисполнен романтики, странен и блестящ, говорил он об очень интересных вещах. И дал мне огромное наслаждение. Во второй раз он поднял платок, который я, раздеваясь, бросила на пол, улыбнулся и сказал: — Хочешь, я завяжу тебе глаза? Со мной никто никогда так не поступал в постели.

Но неудобно было в третий раз переживать проводы, беспокоить товарищей, и Иванов остался скучать на пустынном асфальте перрона

Я уже больше не могла — он вышел из меня десятый раз, — и я услышала свой собственный голос, который, как бы паря над постелью, умолял его продолжить. Пока он переодевался и готовил обед, я лежала в ванне. Когда я хотела выйти из ванны, я звала его. Он меня поднимал, тщательно намыливал, мыл и вытирал.

А что, если я нашла наконец что-то совершенное? Я с удивлением уставилась на нее, а потом выбросила из шкафа, но все же подобрала и повесила снова: ведь у нас с ней были приятные минуты. Мы, не медля, переходим к делу. Все разрешается оперативно и ловко, стадия исследования заканчивается сразу, как только завершена первая фраза романа. На третий – доведет до оргазма и заставит умолять о большем.

Появление книги спровоцировало ударную волну – вероятно, потому, что граница между порнографией и привычной мемуарной литературой здесь явно была размытой.

Иванов уехал и не видел, как Маша, оставшись одна, заплакала, потому что никого не могла забыть: ни подруги, ни товарища, с кем хоть однажды сводила ее судьба

Прежде, конечно, тоже выходили откровенные книги. Некоторые произведения Генри Миллера, романы Джойса и Набокова вызвали скандалы, завершившиеся обвинением в непристойности. И, как и в случае с «Книгой Генри Роббинса», в выходных данных значилось имя авторитетного издательства, печатавшего Джона Ирвинга, Джойс Кэрол Оутс и Исаака Башевиса-Зингера. Однако славе романа еще больше способствовало то обстоятельство, что он вышел в конце эпохи, ознаменовавшейся борьбой феминисток за контроль, власть, самостоятельность, самореализацию женщин.

Маленькая Настя вышла из дома и, посмотрев на отца, которого она не помнила, начала отталкивать его от матери, упершись в его ногу, а потом заплакала

Ирония становится тем острее, что социальное положение этой Новой Женщины, казалось бы, олицетворяет все преимущества, отвоеванные ее «сестрами». Она получила хорошее образование, много путешествовала, и, что касается секса, ее можно назвать искушенной.

И никогда – ни до, ни после того – мои волосы не расчесывались так часто и тщательно, и с такой любовью. И этот стиль, эту манеру использует МакНилл в своих мемуарах. И к чему же, как оказалось, она стремится? Два, Петя, и три медали. Отец удивился и вздохнул.