Няня завела меня в комнату и включила телевизор, шла какая-то взрослая передача. Первый раз в жизни я увидел, что за меня кто-то переживает и хочет, чтобы со мной всё было хорошо. В операционной всё было для меня настолько необычно и ново, что я с испугу пытался «воевать» с докторами.

И, после некоторого замешательства, добавил: — Я слушал вас, мне было всё очень интересно. И она решила ему помочь: уговорила директора техникума взять Петра на работу дворником, выделить ему комнату в общежитии. Зачем? Так что первые фотографии у Петра появились в возрасте за двадцать… Этот парень с рождения лишён очень многого. Через администрацию президента нашёл следы матери – к тому времени её уже не было в живых – и ближайших родственников.

Это история ребёнка, выросшего в казённом учреждении, ребёнка, выросшего среди чужих. Бесхитростное, в чём-то детски наивное, но потрясающее своей убийственной искренностью и честностью произведение.

Мне сегодня очень странно держать в руках папку с окончательным вариантом моей повести. Тридцать лет назад моя мама, которую я так и не увидел живой и здоровой, родила меня и оставила в роддоме.

Тем более, что у неё уже было двое старших детей… Так я оказался в Доме ребёнка. И так всё и произошло с теми ребятами, с которыми я рос, взрослел в интернате для умственно отсталых. Но я — вырвался из этого замкнутого круга. И я сегодня хочу рассказать о жизни ребёнка, который везде, для всех был чужим и лишним. Но в то же время я хотел бы рассказать и о добрых людях, которые помогли мне вписаться в нормальную жизнь, вырваться из смрадного, тлетворного мира пожизненных инвалидов.

Я всегда буду здесь, с детишками и нянечками… Тем не менее, бесхитростное детское сердечко нуждалось уж если не в любви окружающих, то хотя бы просто в доброжелательстве и хорошем отношении. Я всё время заглядывал в глаза взрослых, пытаясь увидеть ответную улыбку. Иногда кто-то из нянечек или медсестёр мимолётно гладил меня по голове, и я уже этим был счастлив.

Она втолкнула меня в туалетную комнату и выключила свет, а я всегда боялся темноты, и она это хорошо знала. Мне стало очень страшно. Я плакал и кричал, колотился в дверь, просил, чтобы меня выпустили. На «скорой помощи» меня увезли в больницу. В больнице меня положили на каталку и повезли в операционную.

Только увидев около себя женщину в белом халате, понял, что это – больница. Можно сказать, впервые в жизни я был почти счастлив. В этот момент погас свет. Не знаю, как это получилось — наверное, всё то же неуёмное детское любопытство — но я подобрался к телевизору.

Вдруг раздался стук в дверь, и в комнату вошла женщина

Но каждого, кто ко мне прикасался и пытался оттащить в сторону, «притягивало» ко мне, как магнитом. Я тоже обнял её, и был так благодарен этой женщине за её неожиданную и потому особенно дорогую для меня ласку. В Доме ребёнка нас кормили, купали, переодевали, при необходимости, лечили. Я уже успел привыкнуть к вольготной жизни в больнице, в окружении добрых людей, и Дом ребёнка практически не вспоминал.

Я никому не нужен. С того дня я полюбил играть в одиночку, я перестал верить взрослым и не ждал от них ничего хорошего

Она-то понимала, что совсем скоро мы с ней расстанемся, и Бог знает, увидимся ли когда-нибудь снова. А я кинулся к Надежде на шею и сказал: «Мама». Я подумал, что меня собирают на прогулку, но на улице я увидел знакомые лица нянечек из Дома ребёнка и понял, что сейчас меня увезут отсюда навсегда.

Медсестра распорядилась, чтобы няня одела меня и привела в медпункт на осмотр

Я взял маму Надю за руку и с такой преданностью смотрел на неё, так ждал, что она схватит меня на руки и унесёт к себе домой…Дальше мои мечты не распространялись. Для нас, детдомовских, «домой» было всё равно, что в царствие небесное. Мама Надя подвела меня к машине, посадила в неё и попросила, чтобы я не плакал. А она ко мне скоро приедет в гости. Она наскоро смахнула с лица слёзы, улыбнулась мне, поцеловала и помахала на прощание рукой. Няня взяла меня на руки, и машина тронулась.

Ещё на первом этаже была игровая комната, там находились детские манежи для самых маленьких и было огромное количество всевозможных игрушек. В игровой комнате у нас стоял большой телевизор, нас усаживали перед ним и мы смотрели «Спокойной ночи, малыши!».

Однако я был слишком мал и слаб, руки у меня соскользнули, и я с грохотом полетел на пол. Телевизора, конечно, я так и не включил. Детей на площадке было человек пятнадцать, и ей одной трудно было за всеми уследить. Двое детей что-то не поделили, и один из них громко плакал. Мне трудно было за ним угнаться, и я настиг его только у ограды. Сама она тем временем ходила по комнате, сложив на груди руки, и бросала на меня исподлобья недовольные взгляды.

Я понял главное: даже те, кого ты любишь и которые, вроде бы, любят тебя, не в состоянии изменить мою жизнь. Не будет никаких «домой», никаких чудес и сказок. Я был слишком мал и зависим , я не понимал, в чём провинился и за что на меня сердятся, и мне стало страшно. Встречать меня вышла молодая няня. Мы зашли с ней в корпус, она раздела меня .Я огляделся по сторонам и заметил, что вокруг как-то странно всё изменилось.