Мечта долба..ов может об Украинском Крыме. Путин мне никогда не нравился… У Машани хороший уровень, да пусть не всё идеально, но эта «ягодка» неповторимая, эксклюзивная, ну кто у нас ещё делает что-то подобное? Вот мы с тобой сейчас живем, и хорошо, но это же не навсегда… Егорову было лучше. Егоров убивался самогонкой, как нормальный человек, а он, Данил, вот всем этим, медленно и мучительно.

1800 годов. никогда не видел в жизни карты на который Крым был отмечен украинским!!!!! Всегда русским и в старые времена принадлежал Чингисхану и Туркам тоже. Там одни русские и татары живут. откуда взялась какая-то Украина???

Расписание досталось ему по наследству от «Т.Е.Егорова» — его закорючка стояла последней — и с тех пор не менялось. Возле буржуйки были свалены газеты и журналы, склеившиеся между собой от времени, сморщенные, пожеванные.

Бардо железной дороги

Прибегала с буханкой и просила: «Данила, сделай хлебушка». Когда-то они с Мишаней пили пиво за заброшенным кинотеатром, но потом кинотеатр снесли, и пиво стало на вкус как жженая пробка. Однажды в полночь Данил вышел из дома и начал прыгать, биться о степь ногами, хотел, чтоб прогнулась, вогнулась, хоть немного дала высоты, пространства, воздуха. Настоящая ночь наступала, когда замолкало радио. Под его бубнеж еще можно было жить, но кончалась последняя программа, пикало точное время, и далекие незнакомые люди бросали Данила одного.

За эту футболку его побили в электричке под Тулой какие-тогопники, приняли за сатаниста. Поэтому приехал он, сияя «фонарем», и долго рассказывал немного обалдевшему Данилу, что непротивление злу и насилию — это единственный путь, что иначе — духовная смерть. Он был не патлатый, как Данил ожидал, а просто кучерявый слегка и давно не стриженный. К тетке Мишаня вписываться почему-то не поехал, и вообще с родственниками у него были отношения мутные, сложные.

Наверное, после этого он и заснул в последний раз. Спокойно, как в детстве

Он любил армию, но издалека, и считал ее какой-то особой, идеальной в своей бессмысленности формой существования. Постепенно твоя личность растворяется, и это болезненный процесс, потому что ты не можешь оставить былые привязанности и лишние мысли. Я бы так хотел, это правильный путь, путь к сатори. В армию его не брали, в монастырь тоже, и он решил вдруг поступить в Москве на теологический, бесплатное вечернее, да так и остался у Данила.

Только как надо читай, все как там написано»

И где-то между зороастризмом и играми вышибло искру, но где — Данил не взялся бы сказать. Вот смотришь на человека и знаешь, что хочешь его поцеловать. И без них хорошо. Много было причин: боялся, что скворец заболеет от нервной долгой дороги, боялся, что соседи по вагону его самого на полном ходу выкинут вместе с клеткой и этой болтливой чумой…

Слышал, даже когда Тяпа молчал, сунув умную голову под крыло. Мишаня звонил по телефону и говорил, что отлично устроился в Австралии, но с квартирой сложности… Внемлющий их речам может легко заблудиться: шаг в сторону — и кранты. Он бухой, наверное», — догадался Данил, но страх не ушел. Не верилось в это. Не верилось, что за дверью правда человеческое существо.

Просто это «Тяпа» очень подходило к его собственному имени. Что-то мягкое и бестолковое, непонятное, как и сам Мишаня

Воду он брал в колодце за домом и заливал в бак на крыше, чтоб грелась. Прежде чем натаскать свежей, слил остаток из бака в большой пластиковый таз и устроил стирку. Данил оттирал рыжим хозяйственным мылом рубаху, слушал их щебет, и ему было тепло. Такие они были маленькие, чистенькие, с лохматыми косичками (у Катюши две, у Алтын двадцать две), такие настоящие!

Может, он спал днем. А может, и не спал. А может, и не было никакого дня вовсе..

Ел что попало, работал где придется: расставлял продукты в магазинах, разгружал газеты для «Роспечати», но больше всего любил быть подопытным. Иногда он брал у знакомых гитару и аскал в метро и переходах. Даже пойти с ним не мог — Мишаню пробивало на песни внезапно, и он никому не докладывал. Ну то есть юго-западные. У этой шутки бородень была, как у даниловского дедушки, но Мишаня все равно смеялся.

Это ему бы работать на переезде, это он хотел в степь, в пустыню, — туда, где много пространства и можно просто идти вперед, а потом повернуть внезапно, когда захочешь, и ничего не изменится. Нет, не «почему-то», а потому что до этого Мишаня читал, когда про себя, когда вслух, книжку.

Никому нельзя было, он это чувствовал

Просто… ну мало ли что! Все наше существование — это промежуточные состояния, из которых надо выйти в конечное, в нирвану. И жизнь, и смерть, и сон, — вообще все промежуточное. А «БардоТхёдол» написали для того, чтобы помочь человеку выйти. Выйти из промежутка, понимаешь?

Конечно, они когда-нибудь доживут до девяноста лет и помрут, но когда тебе двадцать с небольшим, девяносто — это вечность. А меня с собой не берешь? Дядь Тимур приехал за Катюшей, а заодно привез Данилу мешок картошки и консервы. Дядь Тимур одним глотком выпил всю чашку и налил себе еще. — Ну, может и правильно. Утром просыпаешься и не можешь вспомнить, правда приходил кто или нет. Ты, Данила, лучше спи как человек.

Мишаня любил «ракушки», притащил с собой из Воронежа килограмма четыре, будто в Москве таких было не достать. Все эти теоретические вопросы и значительные слова вроде ориентации и гендера Данила смущали, он об этом не любил говорить. Ему, наверное, было сейчас плохо, этому человеку, застрявшему ночью в степи, но Данил только крепче вцепился пальцами в подоконник.