Мы говорили о Торквемаде. Торквемада знал, что его здесь ждут, любят и помнят. Хуан побаивался Алверо, но еще больше он боялся Торквемаду, и этот страх Алверо понимал.

Зато на следующей, куда свернул Торквемада, в пыли играли полуголые ребятишки. Увидев Торквемаду, они, перекрестившись, бросились наутек: испугались, и это задело за живое и огорчило Торквемаду сильнее, чем можно было бы подумать. Бывали минуты, когда Томас де Торквемада пытался понять, объяснить себе, кем считают его горожане, как к нему относятся.

Торквемада покачал головой

Торквемада видел на этом лице печать не только уродства, но и греха. Иногда Торквемаде казалось, что, когда он глядит на человека, его греховность проступает на лице красным пятном. Подойдя к воротам, Торквемада остановился и, вдыхая доносившийся из сада аромат роз, дождался, пока раздражение полностью уляжется. Торквемада вежливо его поблагодарил, но Хулио, как многие простые люди в Сеговии, отвел от него взгляд. Повинуясь порыву, с которым не смог совладать, Торквемада прижал девушку к сердцу.

Значит, мы можем ехать вместе, – сказал Торквемада

Взглянув на Катерину с высоты своего роста, он склонился и коснулся ее волос. Он имел на это право. Ведь Торквемада знал эту прекрасную смуглянку со дня ее рождения. Мария – ей шел сорок третий год – была все еще красива, стройна и соблазнительна; нежной улыбкой приветствовала она Торквемаду. Катерина села рядом с матерью, а Торквемада, поблагодарив хозяйку дома за теплый прием, остался стоять.

Юность не так далеко отошла в прошлое, и Торквемаде не стоило труда воскресить ее в памяти. Боюсь, ты переоцениваешь мои возможности, – сказал Торквемада. Ты права, – согласился с ней Алверо; и Торквемада вдруг почувствовал, что радостное оживление покинуло хозяина дома – он стал холоден и безучастен.

Все выпили. Алверо пристально посмотрел на свой бокал и неожиданно швырнул его в камин – тот разлетелся на мелкие осколки. Чтобы добраться от дома Алверо до большой дороги, идущей на юг от Сеговии к Севилье, нужно было пересечь весь город и подняться на гору, которая в то время звалась Иудейской.

Алверо остановился послушать, Хуан и Хулио последовали его примеру. Мысль о поездке в Севилью в обществе приора Томаса де Торквемады отнюдь не радовала его, однако у него не хватило духу отказаться. Ему часто приходило в голову, что в этой непонятной стране, какой теперь стала Испания, не слишком понятна и его дружба с инквизитором, Томасом де Торквемадой.

Люди смотрели на меня и говорили друг другу: вот идет Торквемада, который сжигает мужчин и женщин на кострах. Он почувствовал непонятную жалость к приору – Торквемада ел мало и почти все время молчал. Я обсуждала ваш план с учеными людьми, со многими учеными людьми, и вы это знаете.

Алверо, мой дорогой друг! Вы приехали издалека и так быстро, ради женщины, которая не знает, чего хочет! Алверо, идите же сюда и спасите меня. Этот человек меня погубит. Но как бы то ни было, представьте его мне. Подойдите, молодой человек, – обратилась королева к Хуану и поманила его пальцем.

Алверо, обязательно нужно сделать нас императрицей и отыскать нам могущественную империю в Индиях. Но вам это не идет, дон Алверо. И Колумб, и Изабелла ждали, что скажет Алверо. Он настаивает на том, что земля – шар, – сказала она. – Поэтому я и призвала вас, самого мудрого человека в Испании.

И повернувшись к Алверо: – Не смотрите на меня так. Я это не всерьез. Дон Луис вышел, а Изабелла потребовала, чтобы ей рассказали, что за человек Торквемада. Алверо начал рассказывать о Торквемаде, но королева тут же перебила его, чтобы отпустить Колумба.

Тени были четкими, а свет ярким и резким. На его лице с высокими скулами ничего не отразилось, но сердце у него екнуло. Но толком это никогда ему не удавалось, и в последнее время он все реже об этом задумывался.

Сейчас, при одной только внезапно явившейся и захватившей его мысли о грехе заколыхались как бы в мареве улицы и стены города. Вскоре он достиг восточной окраины Сеговии, здесь располагались особняки богатых и влиятельных семейств. Огромные дома окружали стены, за ними цвели сады. Семь особняков вытянулись в ряд, и третий от конца принадлежал Алверо де Рафелю. Ощутив в своих объятиях теплое и гибкое девичье тело, он мысленно дал обет наложить на себя за это епитимью.

Впрочем, Алверо тут же справился с собой. Он поднял бокал и пожелал всем здоровья

Ты для меня сама чистота и добродетель во плоти. Не знаю, смогу ли объяснить, как мне этого недостает. Добродетель – та пища, которую алкает моя душа, но ее не часто встретишь в Сеговии. Вот почему я взираю на тебя с великой радостью, дорогая Катерина. Катерина не раз замечала, как красит улыбка угрюмых, суровых людей. А если ты уважаешь такого человека, то его улыбка – подарок и имеет над тобой огромную власть.

Виноват, Ваше Величество, – отвечал Колумб, – я ненавижу себя за то, что не могу согласиться с вами. И все же, моя королева, от мечты не откажешься так просто

При закрытых занавесях это была отдельная комната, но когда их раздвигали, как сейчас, галерея и сад сливались; вторгшийся из сада крупнолистный африканский плющ обвивался вокруг колонн. Пол устилал золотистый марокканский ковер, на стене висели портреты Алверо де Рафеля, его жены Марии и тестя Ломаса – все кисти художника Гонсалеса. Лицо ее радостно просияло, она отложила вышивание, над которым трудилась, и поднялась им навстречу.

Его всегда так встречали в доме Рафеля. Взяв ее руки в свои, он низко склонился, поцеловав сначала ее правую руку, затем левую. Ни один дворянин в Сеговии не сделал бы этого изящнее и непринужденнее; мать и дочь это заметили и оценили. Он стоял передо мною гордый и гневный, я боялась, что сердце мое разорвется от страха. Не думаю, однако, – сказал он, – что христианке подобает верить в сны, но сегодня мне не хочется это обсуждать. Вы так сердечно меня встречаете, а ведь с тех пор, как я стал инквизитором, мало кто из тех, кого я знал прежде, относится ко мне с теплотой.

Алверо направился к помосту, но, не дойдя до него, остановился и преклонил колена. Хозяин, с которым Алверо был знаком не один год, узнал Торквемаду и сразу стал сдержанным и отчужденным. Мария, мать Катерины, была одна, когда вошли Катерина и Торквемада. Верно, – ответил Торквемада, задумчиво глядя на Алверо. У меня нет желания видеть этого Торквемаду.