Ветер разлетелся, липа вздохнула и как будто выдохнула из себя миллион золотых листиков. Но мне нравится, что Иван перенес морозы и даже заголубел. Так поиграл (приставки па в русском языке нет, только по) ветер с липой, подобрался к туче, дунул, и брызнула туча и сразу вся разошлась дождем.

Рыжие листья засыпали (приставка за, в русском языке приставки зо нету) ссор) рыжики, но я нашел немного и рыжиков, и подосиновиков, и подберезовиков. Другую тучу ветер нагнал и погнал, и вот из-под этой тучи вырвались яркие лучи, и мокрые леса и поля засверкали. Какое чудесное утро: и роса, и грибы, и птицы… Это последнее, эти стихи уже совсем больно задели Митю. Вообще, многое даже и в этот день было неприятно и больно.

Так непременно бывает: мы привыкаем к снегу зимой, и весной нам пахнет землей, а летом мы принюхиваемся к земле, и поздней осенью пахнет нам снегом. Он сложен из очень мелких кудрявых листков, и только цвет его фиолетовый, за то его и называют цветком.

Нет опоры в поэзии: роса высохнет, птицы улетят, тугие грибы все развалятся в прах… В Москве последний счастливый день Мити был девятого марта. Так, по крайней мере, казалось ему. Они с Катей шли в двенадцатом часу утра вверх по Тверскому бульвару. Зима внезапно уступила весне, на солнце было почти жарко. Как будто правда прилетели жаворонки и принесли с собой тепло, радость.

Не обижайся, за эту-то улыбку я и люблю тебя. Да вот еще за твои византийские глаза… Ты же сама мне говорила, что Буковецкий уже звал тебя ужинать в Стрельну, а Егоров предлагал лепить голую, в виде какой-то умирающей морской волны, и, конечно, страшно польщена такой честью. Неприятно было «все-таки» («ты все-таки для меня лучше всех») и то, что это было сказано почему-то внезапно пониженным голосом, особенно же неприятны были стихи, их манерное чтение.

Иван Бунин. Митина любовь

Забегала и Катя к Мите, в его студенческие номера на Молчановке, и свидания их, как и прежде, почти сплошь протекали в тяжком дурмане поцелуев. Этим временем был декабрь, — морозный, погожий, день заднем украшавший Москву густым инеем и мутно-красным шаром низкого солнца.

Но уже и тогда что-то стало (и все чаще и чаще) смущать, отравлять это счастье. И все же ничего подобного теперешнему не испытывал Митя тогда. Все можно было объяснить. Директор театральной школы кружил Кате голову похвалами, и она не могла удержаться, рассказывала Мите об этих похвалах. И мысль эта мучила тем более, что слишком очевидно было уменьшение внимания Кати. Казалось, что вообще что-то стало отвлекать ее от него. Он не мог спокойно думать о директоре.

Казалось, что вообще над Катиной любовью стали преобладать какие-то другие интересы. И из вас выйдет совершенный Отелло. Значит, меня не любят, если мне не верят, — сказала она, нарочно не глядя на Митю. — А по-моему, — возразила мать, — ревность и есть любовь. Там это было очень хорошо доказано и даже с примерами из Библии, где сам бог называется ревнителем и мстителем… Они с Катей еще не переступили последней черты близости, хотя позволяли себе в те часы, когда оставались одни, слишком многое.

Но теперь и это стало казаться подозрительным и возбуждало порою ужасное чувство. Все чувства, из которых состояла его ревность, были ужасны, но среди них было одно, которое было ужаснее всех и которое Митя никак не умел, не мог определить и даже понять.

И теперь, в эти часы, Катя бывала еще страстнее, чем прежде

Все, что, глаз на глаз, делал с ней он сам, было полно для него райской прелести и целомудрия. В день экзамена Кати, который состоялся наконец (на шестой неделе поста), как будто особенно подтвердилась вся правота Митиных мучений.

Она имела большой успех. Она была во всем белом, как невеста, и волнение делало ее прелестной. Поменьше читки, — говорил он веско, спокойно и так властно, точно Катя была его полной собственностью. И это было нестерпимо. Да нестерпимо было и самое чтение, вызывавшее рукоплескания.

И ревность эта была не простая, а какая-то, как ему казалось, особенная. Наклоняюсь к голубому цветку и с удоюльствием узнаю в нем Ивана: это один Иван остался от прежнего двойного цветка, всем известного Ива-на-да-Марья. Настоящий цветок с пестиками и тычинками только желтая Марья. Это от Марьи упали на эту осеннюю землю семена, чтобы в новом году опять покрыть землю Иванами и Марьями.