Два разных февраля: начало и конец нулевых — глазами ЮРИЯ САПРЫКИНА и СВЕТЛАНЫ РЕЙТЕР

Если кто-то будет на это смотреть — это их проблемы. На рынке Радже как-то спокойнее — хотя человек он смелый и даже служил в Афганистане. Это из последней коллекции Йоджи Ямамото», — с гордостью сообщает Гребенщиков. Да, всегда». — «А я раньше — в былалучше». Но у него есть на рынке собственный офис (с табличкой «Инженер» и рядом — «Плотник»), а живет он в отдельной московской квартире, что само по себе показатель солидного статуса.

Гребенщиков смотрит клипы молча и пристально. Я пришел с гитарой к своему отцу — в лаптях и онучах, с чумазой мордашкой и торчащими вихрами. В тексте я довольно глупо предсказала, что Черкизон будет в Москве вечно, и, конечно же, ошиблась.

До 12 августа COLTA.RU в небольшом летнем отпуске. В 2002 году я нагло использовал журнал «Афиша» для того, чтобы осуществить детскую мечту — встретиться с Гребенщиковым. Во Дворце спорта, конечно, надо матерную песню петь, — говорит Борис Гребенщиков.

О том, как взять Дворец спорта, Гребенщиков размышляет на кухне большой квартиры между Пречистенкой и Остоженкой. Здесь он останавливается в Москве. На стенах — изображения Будды, двери выкрашены в красный и синий, поверх синего нарисована огромная птица с острым клювом.

Гребенщиков заваривает жасминовый чай и продолжает: «А для матерной песни нужно хор пригласить. Матерная песня — это «Подмога» группы «Х… забей», которую «Аквариум» с недавних пор исполняет на концертах. Я в Индии был в гостях у нашего посла, — вспоминает Гребенщиков.

Потом подходит ко мне и говорит: “Знаете, Борис Борисович, я многое в жизни видал, я Афган прошел. Так вот, это самая честная песня о войне, которую я слышал”. Теперь лидер группы «Аквариум» пьет жасминовый чай, слушает регги и явно не может понять, что за время суток на дворе. А тут еще приносят на утверждение два варианта нового клипа «Брод». Индейцы, конечно, говорят, что фотография вынимает из человека часть души, — жалуется Гребенщиков, — но я к этому готов».

То есть еще более просветленный по сравнению с обычным своим состоянием? Автор отправился на задание после собственного дня рождения и был мучим похмельем. Гребенщиков одет в оранжевую рубашку с оттиском в виде девушки-японки. В эту минуту, в полном соответствии с тезисом Бананана из фильма «АССА», от него сияние исходит: «По-моему, для телевидения я вполне гожусь».

Два разных февраля: начало и конец нулевых — глазами ЮРИЯ САПРЫКИНА и СВЕТЛАНЫ РЕЙТЕР

Меня больше заботит другое: мы проезжаем храм Христа Спасителя, и Гребенщиков просто обязан на это отреагировать. Пересечение в пространстве двух этих знаковых величин не может не спровоцировать какой-то реакции. Но Гребенщиков в сторону храма даже не смотрит. Я еду в одной машине с человеком, который, в сущности, создал язык, на котором я говорю. Важны не сами слова, а то, с какой интонацией они спеты», — как признается в машине сам Гребенщиков.

Дело даже не в том, что песни на английском оказались не так сильны, как все предшествовавшее, — дело тут совершенно житейское. В 2001 году почти одновременно появились две книги — «Аквариум как способ ухода за теннисным кортом» виолончелиста Всеволода Гаккеля и «История Аквариума. На пресс-конференции в Москве у Гребенщикова поинтересуются, что он думает о книгах бывших коллег, — и как с гуся вода: «Я никогда в жизни не играл ни с одним плохим музыкантом.

Мы решаем, куда пойти обедать, и как-то само собой выясняется, что поблизости нет ни единого приличного места, кроме ресторана «Тибет—Гималаи». Где же еще обедать с Гребенщиковым? Мы разговариваем о тибетской кухне, в которой Гребенщиков все-таки понимает поболее любого официанта «Тибета—Гималаев». Здесь в меню, наверное, больше блюд, чем тибетцев в Непале, — удивляется Гребенщиков. Музыка, которая играет в ресторане, напротив, кажется Гребенщикову аутентичной.

Мы расплачиваемся с официантом (у которого, по мнению Гребенщикова, от регулярного прослушивания мантры должна страшно очиститься карма), выходим на улицу и ловим машину: пора на пресс-конференцию. Пресс-конференция проходит в здании «Нашего радио», в том самом здании, где «Аквариум» несколько месяцев назад записывал песню «Растаманы из глубинки» в окружении скрытых телекамер.

Для нас главное — качественно поработать в новой ситуации». Отец гитару ошкурил, и я стал разучивать на ней Шопена и Мусоргского». На деле мне страшно жалко, что этот рынок закрыли. Его интересует, всегда ли я жила в Москве. Стоимость аренды торговой точки, по словам хозяев контейнеров, составляет от одной до четырех с половиной тысяч долларов ежемесячно, и эта сумма платится непосредственно арендодателю. Мы даже видим, как они от нас бегут. Кого успеваем, тех и ловим. Все же, согласитесь, разбежаться не могут».

В халабуде, которую нашла Люба, вповалку спали двадцать человек — в одной комнате, без душа. За душем надо было идти в бассейн на территории «Новой Евразии». Когда людей с ходу берут на место продавца, то это, считает Люба, очень плохой знак. Это значит, что в контейнере или поставщик некачественный, или товар плохо расходится.

Черкизовский торгует буквально всем, что только можно вообразить, — от шуб до бюстгальтеров и от дешевого тофу до свежайшего пак-чоя. Лучше всего идут дела в конце лета, «когда детей в школу собирают», весной — «когда народ раздевается», и в мороз — когда спешно одевается.

Когда Люба в первый раз приехала на Черкизон за товаром, ей показалось, что это просто огромная свалка. Я начала ходить на рынок и собирать материал, слегка беременная своим вторым ребенком, а закончила — когда ребенку было четыре месяца. Третье: если покупатель забыл сдачу, догнать его и отдать.

Прождать можно несколько часов. В самом таджикском консульстве про пункт на Черкизовском рынке отвечают уклончиво, с вопроса «А вам зачем? Визу мы там не выдаем». Таджикские бюрократы солидарны с российскими — последние тоже не любят вопросов об этом громадном куске столичной земли, дислоцированном между метро «Партизанская», «Щелковская» и «Черкизовская». Тем не менее разрешить проход прессе на территорию рынка администрация РГУФКСиТа не может и отсылает испрашивать позволения непосредственно у самих арендаторов.

В отдельных кабинетах пищит и рычит караоке. Через сутки Гребенщиков снова приедет в ту же самую студию — играть концерт в прямом радиоэфире и общаться с дозвонившимися в привычном для себя режиме. Обед занимает час, и весь этот час в зале разносится мантра «Ом мани падме хум». «Есть прекрасная тибетская история, — сообщает Гребенщиков. Молельный зал создали, как говорит Пинхасов, еще и потому, что «Черкизовский рынок — это компактное поселение горских евреев».